В лесу родилась ёлочка. В лесу, разумеется, она и росла.
Росла она в лесу, росла… и, наконец, выросла!
Трусишка, зайка беленький под ёлочкой скакал, пока она была маленькой.
Но однажды он заметил, что ёлочка вымахала пуще той сосны, что рядом высилась.
Заметил это зайка и подивился: «Ого, какая громадина образовалась из крошечного зернышка… и когда же она успела стать выше всех? Что же теперь получается?
Ведь скакать под таким бревном — особо не наскачешься: того и гляди, что шишка сверху свалится и все почки отобьет. Мороз снежком тоже не укутает такую каланчу… тут никакого снега не хватит! Да и метель, вряд ли, захочет петь колыбельную песенку переростку?
Это маленьким ёлочкам можно задурить голову, мол, спи, ёлочка, бай-бай… а тут — дело серьезное: эта, так называемая «ёлочка», весь свет другим деревьям затенила, все соки земные в свой ствол забрала…»
Задумался зайка беленький: «Надо будет у волка спросить, что он думает по этому поводу? Хотя, что он может думать, если пробегает тут рысцою лишь изредка… к тому же, он вечно сердитый?»
Размер ёлочки смутил не только зайку.
Деревья в лесу были недовольны стремительным ростом маленькой ёлочки, которая, по некоторым музыкальным документам, родилась в лесу и обогнала всех своих сверстников по физическому развитию.
«Длинная жердь… ей здесь не место!» — косилась на ёлочку тощая сосна по соседству. «Подумаешь, расфуфырилась тут… типа, самая красивая! А ведь в ней нет никакой ни женственности, ни грациозности… лохматая громоздкая колючка посреди леса!»
Другим деревьям тоже был непонятен вызывающий вид ёлочки.
Никому не нравились её острая макушка, уходящая в небо, и размах широких тяжёлых ветвей.
Но больше всех сердилась на чрезмерно выросшую ёлочку белая берёза.
Густые ветви ели полностью закрывали её от дневного света, и березка росла кривой.
«И где же эта лошадка мохноногая, которая должна привезти сюда, в лес, мужичка с топором?» — спросила как-то раз у тополя берёзка белая. «Что-то, не торопится она… не бежит, как это поётся в песенке?»
«Тьфу-тьфу…» — испугался тополь серебристый. «Лучше не надо… ведь привезет лошадка мохноногая в этот лес мужичка, а тот возьмет, да меня срубит под самый корешок, вместо ёлочки… что тогда?»
«Да и тебя, кривоногую, может мужичок срубить, вместо ёлочки… перепутает и срубит… почему бы и нет?» — припугнул березку клён остролистый. «Ведь берёзовые дрова горят намного лучше!»
«Да ведь я не про это… я про то, что нарядная ёлочка на праздник должна прийти… и много-много радости детишкам принести?» — никак не сдавалась берёзка белая. «Ведь речь идет не о дровах, а о празднике для детишек?»
«О каком празднике вы говорите… о какой такой радости?» — встрял в разговор ясень обыкновенный. «Одно, что такая долговязая махина ни в одну дверь не влезет… всех перекалечит по дороге! А другое — если она туда и попадёт, то уже не сможет расти там, на празднике… и это — самое страшное…»
«Как так?» — растерялась березка. «Почему это — самое страшное?»
«Её ведь срубят, и она не сможет получать питание… что здесь непонятного?»
«Я об этом никогда не думала», — расстроилась кривоногая берёзка.
«А следовало бы подумать…» — сварливо ответил ей ясень обыкновенный. «Ёлочку срубят, и её не будет ни здесь, в лесу, ни там, на празднике… она просто перестанет быть!»
«Да-да… получается, что её лишат жизни», — подтвердил клён остролистый. «После праздника, который должен принести много радости детишкам, её, такую нарядную, пустят на дрова…»
«Какой ужас!» — зарыдала тощая сосна. «Не надо… не надо трогать нашу ёлочку! Никому такой судьбы не пожелаю!»
Берёзка тоже заплакала, представив, что ёлочку-верзилу увезут из родного леса навсегда…
—
«Чу! Прям, снег под полозом скрипит?» — зайка беленький, прыгая под тополем, навострил ушки и прислушался. «Никак мужичок на дровнях сюда за ёлочкой направляется?»
Трусишка затрясся от плохого предчувствия: «Ох… что же сейчас будет… что будет?»
«Что случилось? Быстро говори!» — сердито тявкнул волк, пробегая мимо рысцою.
«Да вот… похоже, что, прямо сейчас, нашу ёлочку на радость детишкам срубят!» — закричал ему в спину взволнованно зайка беленький.
Но волк его не услышал: он уже бежал рысцой вверх по горе, мимо колючего кустарника, что рос в двадцати метрах от ёлочки.
«Опять волк не остановился…» — развёл лапками зайка беленький. «Рысит, как заведённый… но ничего… когда он побежит обратно — постараюсь успеть ему ответить!»
—
Лошадка с дровенками шла медленно.
«Но-о, но-но!» — цокал мужичок, погоняя уставшую лошадь. «Но-о!»
Трусишка зайка беленький, задрожав от страха, быстро спрятался под куст орешника и притих там.
Клён остролистый, тополь серебристый и ясень обыкновенный тоже замолчали.
И лишь берёзка кривоногая с тощей сосной горестно перешёптывались…
«Тпру-у-у… стой, собака!» — раздался неожиданный окрик, и лошадка мохноногая остановилась прямо возле ёлочки.
Деревья в ужасе замерли…
«Красотища-то какая невиданная!» — мужичок задрал голову вверх и залюбовался на величественное великолепие могучей ели. «Нарядная какая, без всяких украшений… живая, смолистая, пахучая!»
Он смотрел на яркую зелень её сочной хвои и никак не мог поверить, что это — та самая крошечная ёлочка, которую он совсем недавно видел маленькой!
«Мм-да-а… видать, почва здесь благодатная для роста вечнозелёных…»
Лошадь нетерпеливо засеменила копытами и громко заржала.
«Да-да… нам пора!» — заторопился мужичок домой.
Он запасся в лесу сухими дровами, не срубив ни одного живого деревца, и был очень доволен этим!
Мохноногая лошадка вновь жалобно заржала, торопя своего хозяина.
Мужичок поклонился ёлочке… и взял в руки поводья: «Нно-о!»
Полозья заскрипели, оставляя после себя широкий след на снегу, и повозка медленно двинулась в гору.
«Фу-у… пронесло «, — с облегчением вздохнули тополь серебристый и клён остролистый…
Ясень обыкновенный дружественно протянул им свою ветку.
Кривоногая берёзка обняла тощую сосну со слезами на глазах, и две подруги приняли совместное решение никогда не завидовать счастливым, стройным и красивым…
Но ёлочка всего этого не слышала, потому что она была очень высокой.
Она каждой веточкой тянулась к зимнему солнцу, потому что ей очень хотелось жить. Ёлочке даже в голову не приходило то, что кто-то может ее срубить.
Она родилась и выросла в лесу, и лес был её домом. А в собственном доме всегда должно быть безопасно!
Трусишка зайка беленький выбрался из сугроба возле тополя и, тихонько ворча, принялся отряхиваться от снега.
«Что случилось? Быстро говори!» — сердито рявкнул волк, пробегая мимо рысцою.
«Да вот… » — стал заикаться от неожиданности зайка беленький. «… прямо сейчас нашу ёлочку едва не срубили на радость детишкам!» — залепетал он торопливо, боясь не успеть ответить вечно куда-то спешащему волку. «Но, все-таки, не сруби-или-и!» — закричал он торжествующе вслед убегающему зверю. «Наша ёлочка спасена-а-а!»
Но волк его не услышал.
Ведь он просто пробегал мимо!