5.
Тополиный пух, притворившись снегом, уверенно летал по городу, забираясь в чужие форточки, в чашки с какао и в чужие носы. От него не было никакого спасения, потому что он не таял, как снег, а прилипал и щекотал. От этой белой июньской напасти мог выручить только теплый летний дождик. Он прибил бы пух к земле, и мир был бы спасен. Но дождика все не было и не было, а пух — все летал и летал, заставляя всех страдать… особенно, самую крупную ворону.
«Ну, и сколько это безобразие будет продолжаться?» — кричала она в исступлении, сидя на высоком тополе. «Меня обидели… я потеряла всю свою женскую привлекательность, превратившись из яркой жгучей брюнетки в седую безродную птицу непонятного возраста!»
Она взлетала на самую верхушку дерева и гневно срывала клювом невинные зеленые листья, бросая их наземь.
Другим воронам тоже не нравился тополиный пух.
«Мы задыхаемся!» — без устали кричали они. «Нам нечем дышать!»
Они тоже не хотели быть седыми. Бурно выражая свое недовольство, подруги самой крупной вороны нападали стаей на пушистые ветки и трясли их в экстазе своими крепкими клювами.
Но были среди ворон и такие, которым тополиный пух пришелся по душе. Они собирали его по обочинам дорог, набивали им украденные с балкона белоснежные наволочки, а затем, целыми днями валялись на пуховых перинах, ничего не делая. А самая крикливая ворона открыла свой бизнес по изготовлению лекарственных ватных палочек для чистки ушей, решив разбогатеть на этом природном явлении. Ей удалось вытащить из кармана у старушки, заснувшей на скамейке в парке, коробку спичек, и теперь она часами накручивала на спички тополиный пух.
Некоторые вороны-модницы, большие любительницы перевоплощения, тоже не растерялись. При помощи тополиного пуха они умудрились стать настоящими белыми воронами!
Три воробья, в белых пушистых шляпках, сидели на ветке и, молча, следили за производством натуральной ваты, которую в бешенстве сбивали с веток агрессивные соседки. В скандал по поводу цветения тополей воробьи не вмешивались, несмотря на то, что у них у всех от вороньего карканья заложило уши.
Вдруг первый воробей говорит двум другим: «Зря они так… ведь с природой ничего не поделаешь и ругаться на пух — бесполезно».
Он повернулся к своим собратьям и зашептал заговорщицки: «А что, товарищи, если нам всем вместе улететь в сосновый бор… туда, где чистый ароматный воздух и нет этой липкой мрази?»
Брезгливо поморщившись, он снял со своих ушей белые «серьги». Но тут же, откуда-то сверху, на него опустилась пушистая длинная цепочка с семенами и, раскачиваясь, повисла между глаз…
«Я был бы не против», — прочирикал второй воробей простуженным голосом. «Сосновый бор — это прекрасно! Пахучие еловые ветви, сбор хвороста для костра, затянувшийся ужин, купание в ночном озере и все такое… но я не уверен, что там, в сосновом бору, нет тополей, которые могут испортить нам весь отдых».
«А вот моя кузина считает, что бестолковый отдых утомляет хуже работы…» — прочирикал третий воробей. «… в то время, когда всякий труд веселит сердце воробья!»
Первый воробей презрительно прищурился: «Интересно, а что твоя кузина имеет против отдыха? Разве она не знает, что от работы воробьи дохнут?»
Он снял с правого глаза третьего воробья увесистую пушинку и, подув на нее, пустил по ветру: «Так летишь ты с нами в сосновый бор, или будешь здесь трудиться — ртом пух ловить?»
«Почему с нами?» — удивился второй воробей простуженным голосом. «Я ведь пока еще не дал своего согласия на отдых в сосновом бору!»
«Ах… вот вы как?» — развернулся к нему первый воробей. «А еще друзьями называетесь? Ну, раз не хотите поддержать компанию, тогда сидите здесь на ветке одни, без меня… а я сейчас приглашу в сосновый бор других товарищей, более надежных, чем вы!»
Высоко задрав клюв, он покинул ветку.
«Сейчас я их мигом всех успокою…» — думал первый воробей о скандальных крикливых воронах, приближаясь к высокому тополю, возле которого кружилась стая.
«Как узнают они про мысли мои об отдыхе в сосновом бору — тут же забудут о своем недовольстве и ноги начнут целовать мне по очереди!»
Подлетев поближе, он обнаружил, что стая куда-то исчезла, а с тополем сражалась одна-единственная ворона, самая крупная.
Она устала каркать и, поэтому, принялась мстительно долбить дерево клювом, стоя на сухой ветке. Неожиданно, ее клюв застрял в расщелине, а веточка, на которой она стояла, подломилась. Ворона, сразу потеряв весь свой пыл, безвольно повисла на дереве, опустив вниз крылья. Но с глазами было все в порядке. Они зорко вращались по кругу и, казалось, замечали все то, что находилось за спиной. Увидев подлетевшего к тополю воробья, ворона очень обрадовалась.
«Мне нечем дышать…» — прогнусавила она слабым голосом, жалуясь воробью.
Первый воробей испугался. Он никогда прежде не видел самую крупную ворону такой поверженной: «Действительно, ей нечем дышать… клюв-то у нее в расщелине… как бы не отвалился от вороны!»
Забыв про ссору с воробьями и про отдых в сосновом бору, он закричал друзьям на ветке: «Эй, скорее все сюда… на помощь! От нашей соседки сейчас клюв отвалится!»
Ворона, услышав такое, зарыдала в расщелину…
Друзья-воробьи прилетели немедленно и стали сразу сочувствовать, увидев висячие ослабевшие крылья и безвольные лапы потерпевшей…
Ворона от добрых слов завыла еще громче, жалея себя, такую красивую, но несчастную.
«Не плачь… я эту беду крылом разведу», — сказал вороне третий воробей уверенно. «Но напрасно ты так плохо относишься к тополям… вот моя кузина, например, считает, что тополя — очень ценные деревья!»
Ворона перестала скулить и гневно скосила глаз на слишком разговорчивого воробья, нетерпеливо задергав лапой.
«… они в несколько раз лучше очищают воздух, чем те самые сосны. Да и есть своя прелесть в тополином пухе… Снег в июне! Разве это не чудо? Романтика… даже на метелицу все это немного смахивает, когда ветер сильный. А сколько всего хорошего написано про эти деревья, являющимися санитарами в каждом городе… а сколько песен сложено про тополя и про пух, а сколько стихов? Вот однажды моя кузина…»
«Да подожди ты со своей кузиной… не до нее», — осадил третьего воробья первый. «Сейчас — самая главная задача — помочь этой прекрасной птице, попавшей в беду!»
Ворона, услышав о своей красоте, снова заревела в расщелину…
«Ну, как я могу кому-то помочь, если у меня такая сильная простуда?» — поинтересовался второй воробей простуженным голосом.
«Забудь про простуду, не время… Сейчас вам обоим надо срочно подставить свои плечи под лапы вороны, чтобы она могла опереться. Тогда ей будет не так больно висеть на клюве», — скомандовал первый воробей. «А я полечу за дополнительной помощью к другим воронам!»
Не дожидаясь ответа, он быстро улетел.
Воробьи растерялись…
«Я со своей простудой не вынесу тяжесть ее туловища», — заявил второй воробей.
«А придется… моя кузина считает, что друзья всегда познаются в беде», — недолго думая, третий воробей подставил свое плечо страдалице.
Та быстро взгромоздила на него увесистую правую лапу, припечатав к стволу своего спасителя и, нетерпеливо, задрыгала левой, ища опору.
«А куда мне вторую ногу поставить, а?» — сварливо прогнусавила она противным голосом. «А ну-ка, иди сюда немедленно… безмозглый коротыш!»
«Кто коротыш… я, что ли?» — не поверил второй воробей своим ушам, но, все-таки, подлетел к вороне и, нехотя, подставил плечо.
Она тут же переместила на него вес своего тела. У того сразу выпучились глаза и перекрылось дыхание от тяжести.
«Ну, вот… теперь мне немного стало легче», — прогнусавила ворона в расщелину. «Только держитесь за ствол покрепче и не дергайтесь! А где этот… как его там… друг ваш, недоумок неповоротливый? Где он шляется? Сколько можно ждать его помощи?»
Но друзья ей не ответили. Им было тяжело, и они, едва дыша, берегли свои силы.
Почувствовав под ногами опору, ворона начала активно передвигаться по воробьиным плечам, пытаясь вырвать свой клюв из расщелины. Она злилась и, поэтому, обзывала всех своих самых лучших подруг неприятными словами, но это не помогало: клюв, основательно застрявший в расщелине, никак не вытаскивался.
Второй воробей вжался в дерево, покраснел от натуги и перестал дышать.
«А еще говорят, что некоторым тополиный пух не дает свободно дышать… всё валят на пух», — съехидничал третий воробей, глядя на товарища. «А виноваты во всём, на самом деле, вороны! Все неприятности — только от них! Вот моя кузина, например…»
Но договорить про кузину он не успел.
Тополь окружила темная стая ворон, прилетевших выручить подругу.
Первый воробей был с ними.
«Братцы, держитесь!» — крикнул он друзьям с высоты. «Сейчас мы спасем нашу соседку!»
Но было поздно…
Ворона спасла себя сама.
Резко оттолкнувшись лапами, она сделала сильный рывок и выдернула, наконец, свой клюв из расщелины! Но второй воробей не смог выдержать грубого толчка. Острые когти впились ему в плечо, и он метнулся в сторону. Обессиленная ворона, потеряв устойчивость, сорвалась с высоты, покатилась кувырком вниз и упала на большую пушистую перину, которую приготовили для нее подруги. Она упала, раскинула в стороны крылья и закатила глаза…
«Ой-ой… ей плохо, девочки… она совсем слаба», — засуетились подруги. «Несите кто-нибудь валерьянку несчастной… да поскорее!»
«Лучше шоколадку… » — вяло посоветовала пострадавшая слабым голосом. «Или небольшую порцию чизкейка… грамм четыреста…»
«Ну, все… нам здесь больше делать нечего!» — первый воробей весело подмигнул друзьям, и птицы все дружно шмыгнули на свою любимую ветку.
Все, кроме одного: третий воробей, как истинный джентльмен, не позволил себе бросить пострадавшую на произвол подруг…
Но уже через час воробьи, в полном составе, сидели на своей любимой ветке и бурно обсуждали события прошедшего дня.
Несмотря на летающий повсюду пух, воробьям было очень комфортно на своей ветке.
«Ох, как хорошо дышится, несмотря на то, что у нас у всех — рыльца в пушку!» — вздохнул радостно второй воробей, потирая натруженные плечи. «И что интересно — цветение тополей никого уже не раздражает?»
«Точно!» — подтвердил первый, полностью соглашаясь с товарищем. «Будто в сосновом бору дышим!»
«Это еще раз доказывает то, что все познается в сравнении!» — заметил, чавкая, третий воробей. «Как говорят, не познав горя, не познаешь и радости!»
Он незаметно вытащил из-под крыла кусочек трофейного чизкейка и тайком засунул его себе в клюв: «Моя кузина, кстати, такого же мнения…»