Ужасная яркая молния рассекла небо надвое.
Раздались мощные раскаты грома. Крупный дождь, внезапно, с силой забарабанил по крыше…
Каляка зарылся поглубже под одеяло и закрыл глаза. Ему было очень одиноко и страшно, причём, не только из-за грозы!
Вчера Каляка поссорился со своим лучшим другом, художником Мазилкой.
А дело было так.
Каляка, как обычно, с видом знатока принялся рецензировать новый рисунок Мазилки. Подошла Толстая Дора со своими блинами…
Она тоже захотела посмотреть на Мазилкины недочёты. Дора наклонилась, тарелка с блинами перевернулась, и жирные оладушки упали прямо на рогатое Мазилкино солнце. Мазилка не выдержал такого удара и вспылил!
Досталось и Доре, и Каляке…
Дора обиделась и ушла на кухню, а Каляка громко крикнул Мазилке, что больше никогда к нему, такому грубияну, в гости не придёт.
Он резко хлопнул дверью и ушёл.
«Теперь уже вряд ли помиримся…» — подумал тоскливо Каляка, поёжившись под одеялом.
Снова сверкнула молния, и новый раскат грома оглушительно пронёсся за окном. Каляка, задрожав всем телом, вжался в подушку с широко раскрытыми глазами.
Неожиданно, в дверь кто-то громко постучал…
—
Корова Бусинка спокойно жевала сочную травку, гуляя по берегу речушки, возле маленького синего домика, где жил художник Мазилка со своей женой, Толстой Дорой.
Через речушку был перекинут подвижный деревянный мостик, по которому Толстая Дора ушла в магазин за покупками. Корова Бусинка спокойно жевала зелёную травку и поглядывала на другой берег, ожидая, что вот-вот появится её хозяйка.
Верная Бусинка всегда встречала у мостика свою любимую госпожу, когда та уходила из дома.
Но сегодня Толстая Дора явно не торопилась возвращаться…
—
«Зря я рассорился со всеми…» — Мазилка любовался своим новым рогатым солнцем.
Оно получилось точь-в-точь как то, которое раскритиковал художник Каляка, и которое Дора испортила своими жирными блинами.
«Ну, кто же знал, что я смогу снова это так легко нарисовать!» – Мазилка отставил краски с кисточками в сторону и довольно потёр ладони: «А теперь можно и поужинать… вот только где Дора?»
Он встал, отвёл локти в стороны, медленно расправляя плечи, и вышел во двор.
Солнце куда-то скрылось, небо плотно затянуло грозовыми тучами, а вдали беспрестанно раздавались быстро приближающиеся раскаты грома.
Внезапный порыв ветра сорвал с дерева сухую ветку и бросил Мазилке в лицо.
«Мму-у-у-у…» — протянула обеспокоенная Бусинка.
Мазилка выплюнул ветку, почесал в растерянности затылок и стал тревожно вглядываться в потемневшее небо…
—
«Дверь открывать не буду», — решил художник Каляка.
«Все нормальные люди лежат в постели в такую грозу, а тут – ни сна, ни покоя…» —
Каляка почувствовал, как его зубы начали выбивать нервную дробь. Но стук повторялся снова и снова, одновременно с раскатами грома.
Калякино сердце рвалось из груди от страха.
Внезапно раздался чей-то очень раздражительный и едкий голос, который враз перекрыл все раскаты грома: «Эй, товарищ художник, сколько это будет продолжаться, я Вас спрашиваю?»
Маляка откинул одеяло и вздохнул с облегчением: «О-ох… это ведь мой сосед… композитор и исполнитель, Ззудило! Наверное, опять пришёл что-то выяснять…» —
Каляка неспешно поднялся с кровати, напялил на ноги тапки и открыл дверь.
«Вы мне испортили весь забор!» – Ззудило перекрикивал грозу, нисколько не боясь повредить свой певческий голос.
Он был весь мокрый от дождя, но на сей раз, похоже, решил довести дело до конца.
«Настоящие художники не рисуют на заборах мелом. Такое творчество – мелкое хулиганство!»
Каляка разозлился.
Чувство одиночества внезапно покинуло его.
«Ишь разорался… композитор!А сам-то, сто лет назад сочинил одну-единственную песню, которую до сих пор только её и поёт» — зло сверкнул глазами Каляка, теряя терпение.
Ззудило же, стряхнув воду с капюшона, продолжал громко ругаться под дождём…
—
Первая крупная капля дождя звонко стукнулась о лоб Мазилки и отлетела куда-то в сторону. Толстой Доры нигде не было видно. Мазилка вернулся в дом. Заглянул в кухню. Кухня без Доры выглядела пусто.
«Сейчас придёт, никуда не денется…» — Мазилка снова достал свои краски.
Но рисовать, неожиданно, расхотелось.
«Рекламу, что ли, посмотреть…» — Мазилка включил телевизор и вытянулся на диване, уставившись неподвижным взглядом в потолок.
«Тик-так, тик-так…» — монотонно тикали большие часы на стене, успокаивая и убаюкивая.
Мазилка почувствовал, как под это тиканье медленно закрываются его глаза. Неожиданно, перед ним появилось огромное красное солнце…
Оно протянуло к нему свои горячие лучи.
Мазилка улыбается солнцу: оказывается, что на самом деле нет никакой грозы, и всё вокруг сияет радостным светом. А вот и Дора… она идёт навстречу Мазилке и протягивает ему большой тёплый блин…
«Спасите! Спасите и помогите!» – раздался вдруг истошный вопль поэтессы Мани Прекрасной.
Сонный Мазилка вскочил, как ошпаренный, и выглянул в окно, на чёрное грозовое небо. Недолго думая, он схватил с вешалки плащ с капюшоном и стремительно бросился из дома.
Дождь усиливался на глазах, вокруг сверкали молнии. С плачем наклонялись деревья, не в силах противостоять резким порывам ветра.
Спотыкаясь и падая, Мазилка побежал по высокой мокрой траве на крик о помощи…
—
Он не сразу заметил их.
На зыбком скользком мостике через речушку стояли трое: Толстая Дора, Маня Прекрасная и корова Бусинка.
Все трое, насквозь промокшие, имели жалкий вид. Маня Прекрасная ухватилась обеими руками за рога коровы Бусинки, чтобы удержать равновесие, и орала, что есть мочи.
«А она-то, откуда здесь взялась?» – потрясённый Мазилка с трудом узнавал в косматой фурии Маню Прекрасную.
Затем он перевёл ошеломлённый взгляд на жену.
Толстая Дора одной рукой держалась за перила, а другой – гладила корову, мягко уговаривая Бусинку уйти с мостика и уступить им с Маней дорогу.
Но испуганная Бусинка не слушалась. Она громко мычала и со всех сил вертела головой, пытаясь освободить рога от мёртвой хватки Мани Прекрасной.
Непрочный деревянный мостик и всё сильнее и сильнее раскачивался под их ногами.
«Ох… сейчас мост рухнет под такой тяжестью!»
Сгибаясь от ветра, Мазилка во всю прыть пустился на помощь, натягивая на ходу упавший капюшон.
—
«Ну, вот скажите мне, пожалуйста, Каляка, кому нужны Ваши художества на заборе?» – Ззудило, значительно подобревший после чашечки мятного чая с ромашкой, потянулся к сахарнице, за очередным белоснежным кубиком.
Беседа о творчестве продолжалась уже за столом, куда Каляка пригласил соседа.
«Может, ещё чаю подлить?» – Каляка не помнил случая, когда ещё так радовался приходу композитора!
«Нет-нет, не стоит… спасибо… но Вы мне не ответили, Каляка?» — Ззудило вопросительно поднял брови.
«Ну, что здесь можно ответить…» — Каляка никак не хотел продолжать эту тему, но Ззудило не отступал.
«Ну, к примеру, взять мою музыку…» — Ззудило облизал свои сладкие от сахара пальцы. «Ведь музыка всем приносит радость, наслаждение и душевное облегчение!»
Каляка поморщился, вспомнив о длительных репетициях соседа, которые всегда хорошо были слышны из его вечно раскрытых окон.
Однажды, он даже пытался противостоять этим невыносимым звукам, купив в магазине большой барабан и литавры: «Вот где была настоящая музыка!»
«Чему Вы так улыбаетесь, Каляка? Я что-то сказал не так?» — возмутился Ззудило, внимательно рассматривая нераскрытую пачку печенья.
«Лучше не ссориться, чем потом прощение просить», — вспомнил Каляка известную пословицу и обратил всё своё внимание к гостю.
А тот, неожиданно, откуда-то из-под полы, достал маленькую дудочку. Раздался омерзительный хрипатый звук. Каляка покатился со смеху. Но Ззудило ничуть не смутился. Он продолжал зудеть на своей хрипатой дудочке, пока Каляка на поднял обе руки вверх, сдаваясь.
Ззудило остановился и вытер слюни: «Эта прекрасная мелодия может сотворить чудо! А что можете сотворить Вы, Каляка, рисуя буквы мелом на заборе?»
«Ну, какое чудо может сотворить эта мелодия?» – взмолился Каляка и, на всякий случай, заткнул пальцами уши.
Ззудило на минуту задумался: «Спасти! Эта мелодия может кого-нибудь спасти… Спасти, или помочь понять то, что раньше было не понято!»
Каляка напряг все свои извилины, пытаясь вникнуть в сказанное композитором, но тут вдруг мелодично запел его сотовый телефон.
Было плохо слышно, так как Ззудило принялся активно распаковывать пачку печенья в хрустящей упаковке возле самого Калякиного уха.
Несмотря на это, художник Каляка сразу узнал голос художника Маляки.
Маляка очень нервничал и кричал в трубку, что, мол, надо срочно спасать друга Мазилку, которого только что лягнула корова на мосту… спасать его и ещё кого-то.
Каляка попытался выяснить, кого ещё надо спасать, кроме Мазилки, но художник Маляка уже отключил связь.
«Мелодия, говоришь, спасёт?» — Каляка сосредоточенно наморщил лоб, а затем, быстро вскочив, бросил в рюкзак длинную верёвку и дал композитору команду срочно одеваться, чтобы пойти с ним, с Калякой, на помощь Калякиным друзьям.
«Лишние люди в данной ситуации не помешают!»
Соседи поспешно оделись и выбежали из тёплого дома под проливной дождь.
Начатую пачку печенья композитор Ззудило прихватил с собой.
—
Заметив подбегающего к реке Мазилку, Маня Прекрасная завизжала от радости и, отпустив один рог коровы Бусинки, замахала Мазилке рукой.
Бусинка резко дёрнулась от неожиданного крика Мани Прекрасной и поэтесса потеряла равновесие.
Манины ноги разъехались в стороны на скользком мостике, подтолкнув Толстую Дору. Толстая Дора не смогла удержаться и с грохотом упала на колени.
Доска под ней не выдержала натиска, прогнулась и сломалась.
Маня Прекрасная с ужасом уставилась на брешь в мостике.
Толстая Дора, морщась от боли, медленно отползла от дыры и повисла на перилах.
Мазилка подскочил сзади и принялся тянуть корову за хвост с мостика. Бусинка обижено замычала и с силой дёрнула могучей головой, пытаясь снова освободить свои рога от назойливой Мани Прекрасной. А затем, окончательно рассвирепев от насилия, лягнула Мазилку задней ногой. Мазилка не успел вовремя увернуться и угодил прямо в колючие кусты, которые росли возле берега.
На мосту поднялся невообразимый крик, смешивающийся с раскатами грома и шумом дождя.
Приземлившись в кустах, Мазилка заойкал от боли и, в полном отчаянии, вывихнутой рукой полез в карман за сотовым телефоном.
—
Когда художник Каляка и композитор Ззудило прибежали к речушке, художник Маляка был уже там. Он помог несчастному Мазилке выбраться из кустов и усердно пытался успокоить Маню Прекрасную, Толстую Дору и корову Бусинку.
Промокшие дамы на мостике притихли и замерли в ожидании скорой помощи.
Каляка быстро распахнул свои рюкзак, и они с Малякой принялись готовить верёвки для спасения.
«Кто эта прекрасная дама?» – композитор Ззудило, жуя под дождём Калякино печенье из пачки, наклонился к безвольно лежащему на траве Мазилке.
«Та, которая повисла на перилах? Моя жена…»
«Да нет, не эта… другая, которая на коленях… с рогами?»
«А-а, это поэтесса, Маня…» — крошка от печенья изо рта Ззудилы попала в глаз, и Мазилка, отчаянно заморгав, отвернулся от назойливого соседа художника Каляки.
Но Ззудило зашёл с другой стороны: «Что вы почувствовали, когда Вас лягнули, скажите пожалуйста?»
Мазилка недовольно сверкнул глазами и опять отвернулся от Ззудило.
«Простите, пожалуйста… но меня никогда никто не лягал!» – нахальные глаза чавкающего композитора снова испытывающее смотрели на Мазилку.
«Ну, раз такое дело, то…» – Мазилка высоко поднял ногу и все свои последние силы вложил в этот удар.
—
Наконец, Каляка с Малякой соорудили большую петлю из верёвки.
«Возьмись за перила!» – крикнул сквозь шум дождя Каляка Мане Прекрасной.
Маня, с неохотой, перевела руки на перила, отпустив Бусинку.
«На кого будем накидывать петлю… на Толстую Дору,
или на Маню Прекрасную?» – поинтересовался Маляка.
Каляка свирепо посмотрел на товарища, а затем, изловчившись, накинул петлю на рога коровы Бусинки и начал подтягивать верёвку.
Но Бусинка даже не шелохнулась.
«Надо ещё сильнее тянуть», — сказал Маляка.
Друзья поднатужились, пытаясь сдвинуть Бусинку с места. Но всё было бесполезно. Добрая Бусинка грозно мычала и никуда с мостика уходить не собиралась.
«Стойте… стойте!» — неожиданно закричал композитор Ззудило.
Он уже очухался после удара, который получил от Мазилки за свою ненасытную пытливость, и его больше не интересовало то, что чувствуют другие, когда их лягает корова.
Ззудило торопливо вытряхнул из кармана свою хрипатую дудочку и поднёс её к губам.
Раздался неприятный скрипучий звук.
«Ну, вот… начинается», — Каляка демонстративно бросил верёвку и упёрся руками в бока.
Хрипатая мелодия смело взвилась над небольшой речушкой и полетела в небо в неожиданно наступившей тишине, нарушаемой лишь движением дождя.
Она то поднималась вверх, то опускалась вниз… то задерживалась на одних и тех же звуках, повторяя их постоянно, как бы жалуясь…
Уши коровы Бусинки неожиданно вздрогнули, и она медленно попятилась с мостика, волоча за собой вновь уцепившуюся за рога Маню Прекрасную.
Толстая Дора, держась за перила, тоже начала медленно передвигаться по скользкому мостику.
Маляка помог Мазилке подняться на ноги, Каляка взял под руки Толстую Дору и Маню Прекрасную. Друзья, вместе с играющим на дудочке Ззудилой, неторопливо пошли по направлению к дому.
За ними, с низко опущенной головой, следовала очень виноватая корова Бусинка.
—
«Сила искусства состоит в том, что оно, искусство, пробуждает в нас всё самое лучшее, оно исцеляет душу…» — Ззудило зажигательно улыбнулся Мане Прекрасной и попросил Каляку принести ещё сливок к чаю для себя, и для Мани Прекрасной.
Каляка сегодня был здесь за главного.
Ведь все остальные, исключая Маляку, оказались пострадавшими! Кроме того, Каляка был ужасно рад, что снова не один. Он готовил чай и бутерброды, разносил всё это друзьям и весело подмигивал Мазилке, как будто они и не ссорились вовсе. Он орудовал на кухне Толстой Доры, а сама Дора сидела за столом, рядом со своим мужем, художником Мазилкой.
Мазилка был совершенно счастлив. Он нежным взглядом смотрел на жену и говорил приятные слова: «Хочешь, я для тебя завтра нарисую большое солнце, а ты… ты на него выльешь суп… хочешь»?
Дора, прикрывая оцарапанные колени, ела бутерброд с сыром и смущённо улыбалась.
А под столом, смачно ругаясь и натыкаясь на чужие ноги, кто-то настойчиво ползал. Это был разгневанный художник Маляка.
Он опять что-то потерял…