Сапоги прапорщика
Прапорщик Лисов явился на работу ни свет ни заря в приподнятом настроении. Сегодня он был чисто выбрит и гладко причесан.
Пуговицы на его мундире блестели, как слюни рядового Зайцева, когда тот видит деньги, а начищенные сапоги, благоухающие гуталином, весело чавкали при каждом шаге, что сильно раздражало прапорщика.
Ему казалось, что этот хлюпающий звук его унижает.
«Надо что-то делать с сапогами… может, размер великоват?» — тревожился Лисов по поводу своей обувки, широко распахивая дверь полицейского участка. «Эти постоянно хрюкающие хлопки пятками, как ни крути, все ж подрывают мой авторитет перед коллегами».
Он переступил через порог, вдохнул полной грудью сладкую атмосферу справедливости, витающей в воздухе полицейского управления, и сочно зачавкал по вестибюлю.
«Матерь моя… не иначе, как Лисов грязь на ногах своих тащит», — уборщица, баба Мотя, услышав знакомый скрип, застыла в косом наклоне со шваброй в руках.
Хрлюп, хрлюп, хрлюп…
«Вот оно, истинное уважение!» — отметил Лисов, проходя мимо согбенной фигуры. «… но лучше бы это был шеф… пусть бы он, а не баба Мотя, встречал и кланялся мне в пороге!» — весело хохотнул прапорщик.
Увлеченно посвистывая, Лисов отправился далее, по длинному коридору, так и не услышав взрыва ругательств от бабы Моти, бросившейся вытирать грязные следы, потянувшиеся за ним елочкой по свежевымытому полу.
Не пропустив ни одной стеклянной двери, где можно было лишний раз взглянуть на себя со стороны, Лисов добрался до рабочей комнаты и уже было вставил ключик в замок, как вдруг увидел длинное объявление на двери кабинета шефа.
«Ну-ка, ну-ка…» — прапорщик бросил ключик и в два прыжка очутился у двери начальника. «А ничего себе заявочка!» — взвизгнул он через минуту.
Оповещение, написанное на длинном рулоне белой бумаги, было обрамлено синими самодельными снежинками.
Серебристый дождик, свисающий с гвоздика, оформлял документ сверху донизу, щедро струясь по написанному.
«Ну, и как это можно читать?» — возмутился Лисов, глядя на праздничное сообщение.
Он осторожно приподнял блестящее украшение и просунул голову вовнутрь.
Тут же его взору предстал полный текст корявым крупным почерком:
«Новогодние выговоры за нарушение трудовой дисциплины и общественное порицание можно получить в порядке очереди на торжественном праздничном вечере, который состоится сегодня, 31 декабря, в 19-00».
У прапорщика вытянулось лицо, когда он увидел в списке нарушителей свою фамилию под номером четыре.
«За что?!» — дёрнулся Лисов всем телом.
Сверкающий дождик, сорвавшись с гвоздика, тут же осел на его макушке и заискрился перед глазами. «… за что мне такие неприятности в канун Нового года?!»
Он повернулся к объявлению на двери и принялся знакомиться с ним заново.
Первые три фамилии принадлежали Зайцеву, Колобку и Волкову.
«Ну, с этими все понятно», — расстегнул взволнованный прапорщик ворот гимнастерки. «Они все виноваты… Зайцев не вышел в понедельник на работу, чтобы сняться на местном телевидении в рекламе крема против старости, Колобок, будучи голодным, украл в магазине булочку, а Волков… что же сделал плохого Волков?» — никак не мог вспомнить разнервничавшийся Лисов. «А-а-а… Волков сфотографировал Медведева, когда тот рылся в мусорном баке, отыскивая утерянную ручку… да и какая мне разница, что они там натворили… я-то здесь при чем, чем я не угодил шефу, мне-то за что выговор?» — раздражался Лисов всё больше и больше.
«Сыми сапоги!» — набросилась на него со шваброй баба Мотя, подкравшаяся незаметно сзади. «А ну, сыми немедленно, говорю!» — рявкнула она во всю мощь своего голоса. «… обвешался гирляндами тут, как елка…»
Лисов сорвал со лба серебристое украшение, быстро повернул ключ в замке и, в одно мгновение, исчез за дверью.
—
«Объявление все читали?» — спросил строго прапорщик Лисов у коллег, когда те собрались все вместе в комнате для работы с населением. «Что делать… как будем решать проблему по поводу ваших нарушений дисциплины… есть у кого какие предложения?»
Но в преддверии нового года все проблемы казались полицейским смешными.
«Было бы что тут решать?» — развалился в кресле рядовой Волков. «И так все ясно…»
«Что тебе ясно?» — вскинулся на него Лисов.
«Ясное дело, что Зайцева теперь отправят в модельный бизнес… Мишаню посадят, будет срок отбывать за воровство булочки, ну, а меня… меня переквалифицируют в фотографа-криминалиста!» — загоготал Волков.
«Мне не до шуток!» — взревел Лисов. «И я… я не хочу страдать из-за чьих-то нарушений!»
«Ну, допустим, я никакую булочку не крал… я съел в магазине булочку, которую…» — начал Колобок, но Лисов его перебил, хлопнув кулаком по столу.
«У вас у каждого рыльце в пушку!» — гаркнул он. «Но а я… я-то здесь при чем? Что я сделал не так, чтобы какой-то там Медведев портил мне праздничное новогоднее настроение?»
«А как же это?» — рядовой Зайцев отодвинул свой стул, нагнулся пониже и красноречиво начал рассматривать чавкающие сапоги прапорщика.
Сапоги, которые раздражали весь полицейский коллектив.
«Я… я!» — взвизгнул Лисов, сворачивая ноги от глаз посторонних. «… я просто всех вас недооценил,лишь в этом моя вина! Вернее, переоценил… или, может, недооценил? — засомневался прапорщик. «Наверное, все же, переоценил? Мм-м… недооценил, или переоценил?»
«Да какая разница? Лично я думаю, что раздача выговоров и порицаний на праздничном вечере — это, всего лишь, новогодняя шутка от нашего шефа!» — предположил полицейский Зайцев, рассматривая на свету ногти. «Ведь новый год, как-никак, на носу!»
«Никому неинтересно знать, что у тебя там на носу!» — сверкнул глазами Лисов. «Ну, а ты что думаешь по поводу новогодних угроз от Медведева?» — повернулся он к Волкову.
«Я ничего не думаю…» — зевнул тот в ответ, закинув ноги — одну на другую. «… ни по этому поводу, ни по какому другому».
«У меня есть кое-какие соображения на этот счет», — вмешался Колобок.
«Ну, давай-давай!» — подбодрил его Волков. «Ты же у нас самый сообразительный и самый изворотливый?»
«О-о, это без сомнения…» — Мишаня лениво встал со стула. «Лично я не очень-то верю в шутки от шефа… и вины такой не чувствую, чтобы на празднике нас награждали выговорами при всем честном народе! Поэтому, давайте все хорошо обдумаем и подготовимся к сегодняшнему вечеру так, чтобы достойно отразить предпраздничный удар начальства. Мы же не хотим потерять свой авторитет в глазах всего полицейского управления?»
«И что для этого надо сделать… ну, говори?» — подскочил Лисов на стуле, сочно зачавкав сапогами.
«Б-б-б-б-б-б…» — полицейский Зайцев прижал пальцы ко рту и, скосив глаза в сторону сапог, беззвучно затрясся на стуле.
«Цыц!» — рявкнул на него Лисов, пряча ноги под стул.
«Пока точно не могу сказать…» — задумался Колобок. «Но мне кажется, что здесь главное — отвлечь Медведева от надуманных нарушений так, чтобы он не только о порицаниях забыл, но и про Новый год не вспомнил!»
«Ух ты, как здорово!» — восхитился полицейский Зайцев.
«Было бы неплохо…» — подтвердил Лисов. «Но как это сделать?»
«Я знаю!» — щелкнул зубами Волков. «Я знаю, как можно избежать позора?»
Колобок развел руками и, уступив слово Волкову, снова сел на стул.
«Все очень просто…» — Волков весь запылал от возбуждения. «Итак: за час до начала праздничного вечера все должны быть в сборе. Медведев в это время, как обычно, будет сидеть в своем кабинете и готовить документы как для чьей-то славы, так и для нашего общего позора… верно?»
«Верно!» — подтвердили слаженным дуэтом Лисов и Зайцев, глядя Волкову в рот.
«Полицейский Зайцев, в натянутой на лицо балаклаве, врывается в отделение, пугает на ресепшн бабу Мотю и быстро прячется за углом.
Баба Мотя кричит.
Ее крик обычно хорошо слышен в кабинете шефа.
Медведев, услышав вопли уборщицы, выбегает на помощь Моте.
Зайцев в это время бросается в кабинет, похищает компрометирующие документы и снова прячется за угол».
«А почему все время Зайцев да Зайцев?» — возмутился рядовой Зайцев. «А что в это время будут делать остальные, хотелось бы знать?»
«Я буду рядом… я буду первым, кто поможет бабе Моте оправиться от шока, пока Медведев не прибежит», — неуверенно почесал за ухом полицейский Волков. «… а полицейский Колобок все это время будет отвлекать гостей в танцевальном зале, если вдруг кто-нибудь явится на вечер раньше времени».
«Танцевать с ними, что ли?» — съехидничал Колобок.
«Зачем танцевать?» — удивился Волков.
«Включишь музыку погромче и будешь развлекать танцующих анекдотами!»
«Ага-ага…»
«Ну, а я тогда буду руководить всей этой операцией», — обрадовался Лисов. «Я даже могу поймать преступника и отвести его к Медведеву… при всех, прямо на вечере!» — глаза его вдруг заблестели, а боевой дух наполнил сердце гордостью.
«Что? Какого преступника?» — приподнялся Волков со стула. «Зайцева, что ли, хочешь сделать преступником… сдать рядового решил, чтобы выслужиться перед Медведевым?»
«Б-б-б-б-б-б-б…» — затрясся вдруг Зайцев на стуле, на сей раз, от озноба. «Мне кажется, что все это похоже на преступление…»
«Тихо-тихо!» — успокоил его Волков. «Нет здесь никакого преступления!» — обратился он к сослуживцам. «… и не будет никакого преступника. Все будет достойно: Зайцев вынесет из отделения добытые документы и отдаст их в руки Лисову, стоящему все это время на стреме, возле входных дверей. А Лисов, как начальник, пусть даже небольшой… мелкий… ну, я имею ввиду, маленький такой начальничек… он должен быстро уничтожить эти документы, которые не соответствуют обвинению!»
«Что… что ты сказал… кто маленький начальничек?» — поднялся Лисов со стула. «Или я что-то не понял?»
«Тсс-с…» — остановил его полицейский Мишаня-Колобок, не давая разгореться скандалу. «А вообще, какой смысл всей этой операции?» — обратился он к полицейскому Волкову. «Эти документы будут уничтожены, но ведь потом можно подготовить новые… так что, и выговоров никому не избежать, и общественного порицания тоже».
«Смысл есть», — важно ответил Волков. «На подготовку новых документов никто не станет тратить время в канун Нового года. А после праздника пускай хоть сто выговоров нам влепят. Получить порицание после праздника намного приятнее, чем до него».
«Мм-м… ну, я не знаю».
«А я знаю!»
«Все! Хватит!» — чавкнул прапорщик сапогами, вставая со стула. «Я согласен. Хоть раз Волков придумал что-то умное. Действуем по его плану. Объявляю наше собрание закрытым и быстро разбегаемся. Время предстоящей операции — 18-00.
И чтобы без опозданий!»
—
Синие фонари вдоль дороги тускло освещали здание полицейского управления, придавая ему зловещий готический оттенок.
Снег хрустел под ногами при каждом шаге, как квашеная капуста, а мороз безжалостно хватал за щеки и крутил нос.
Полицейские, в возбуждении от предстоящей операции, следовали в участок по расчищенным от снега дорожкам точно ко времени, назначенного Лисовым.
А вот и оно… крыльцо со ступеньками, заботливо присыпанное песочком.
Неожиданно, полицейский Зайцев остановился и прислушался…
«Что застыл?» — толкнул его Волков, идущий сзади. «Передумал, что ли?»
«Что-то не слышу праздничного шума?» — забеспокоился Зайцев, натягивая на голову балаклаву. «И окно в конференц-зале, почему-то, темное… глянь!»
«Так ведь еще рано?» — удивился Волков. «До праздничного мероприятия ещё целый час. И нас это вполне устраивает».
«Да, похоже, мы пришли вовремя… хорошо бы успеть все сделать, пока никого нет».
«Мы-то пришли… но где, интересно, Мишаня?» — оглянулся Волков. «Он должен уже быть на месте. Вдруг полицейские с женами заявятся на вечер раньше времени? Да и Лисова, что-то, не вижу…»
«Колобок, наверное, уже в здании… а Лисов не придет», — махнул рукой Зайцев. «Он мне час назад позвонил и сообщил, что у него заболела бабушка».
«Я так и знал», — ухмыльнулся Волков. «Знакомая ситуация. Бабушка, дедушка, собака… кто угодно, лишь бы обхитрить-одурачить! Жар загребать своими руками он точно не станет».
«Да-да», — закивал головой Зайцев. «Лисов еще тот гусь!»
Он достал из кармана еще одну балаклаву и сунул ее Волкову: «Возьми… это на тот случай, если нам придется срочно скрываться от полиции!»
Зайцев поднялся на крыльцо, открыл входную дверь… но тут же отпрянул.
«Что случилось?» — проворчал Волков. «Что ты мечешься, как таракан в пустом стакане… туда-сюда, туда-сюда?»
«Да тихо ты!» — прижал палец ко рту Зайцев. «Слышишь? Мне кажется, что Колобок с кем-то разговаривает?»
Волков выпростал из-под шапочки ухо и прислушался…
«Спасибо… благодарю Вас, дорогая Матильда Мартыновна. Я тоже Вам желаю всего доброго в Новом году, счастья Вам и радости, Матильда Мартыновна!» — благодарил уборщицу голос Колобка. «… и здоровья, и настроения Вам хорошего!»
«Ну, да… это Мишаня. А что здесь удивительного? Он всего лишь поздравляет бабу Мотю с наступающим праздником… развлекает ее разговорами, как положено.
И это неплохо.
Чем меньше уборщица будет готова к нападению, тем громче она закричит и тем быстрее Медведев прилетит ей на помощь. А нам только это и надо».
Волков подтолкнул Зайцева к двери: «Ну, давай-давай… вперед! Ты идешь первым, а я — следом за тобой. Настала наша очередь действовать!»
Рядовой Зайцев глубоко вдохнул морозный воздух и резко дёрнул дверь.
Растопырив пальцы в чёрных перчатках, со страшным воплем он ворвался в вестибюль и бросился прямиком к бабе Моте.
«Остановись!» — крикнул ему Колобок. «Немедленно остановись!»
Но рядовой Зайцев его не услышал…
Он высоко подпрыгнул… и тут же получил мощный удар в челюсть.
Уборщица повалила Зайцева на пол и сорвала с головы шапочку.
«Нападение!» — заверещал Зайцев, увидев нависшую над собой бабу Мотю со шваброй.
Колобок растерялся, не зная, что предпринять.
Он бросился к бабе Моте, желая её успокоить, но та отодвинула его шваброй и принялась тузить рядового Зайцева.
«Нападение на полицейского во время исполнения важного задания! Это карается законом!» — верещал не своим голосом рядовой Зайцев, дико вращая глазами. «Аа-а-а! Спасите меня от этой фурии! Она меня убьет! Помогите-е!» — вертелся он на полу, защищаясь ладонями от новых нападок уборщицы.
«Ага-а… Мотя, похоже, достаточно напугана! — обрадовался полицейский Волков, услышав за дверью вопли о помощи. «Ай, да Зайцев! Ай, да молодец! Ну, а теперь — мой выход на арену!»
Он лихо влетел в помещение и бросился к бабе Моте, утешать испуганную пострадавшую: «Что… что случилось здесь, Матильда Мартыш… Матильда Мурлыш… э-э-э, как это… Матильда Мурлин… одним словом, я сейчас вызову охрану», — шепнул Волков на ухо уборщице. «… мы сейчас… мы сию минуту обезвредим преступника…»
«Какой еще такой преступник?» — вывернулась из объятий Волкова разъяренная баба Мотя, потрясая кулаками. «Это же Зайцев! Это — ваш сотрудник, рядовой Зайцев! И, судя по его поведению, он уже давно встретил Новый год?!»
Зайцев недвижимо лежал на полу и страдальческими глазами смотрел на своих коллег.
«А ну, вставай, бездельник!» — рыкнул на него Волков, не зная, что предпринять. «Что валяешься? Или забыл, что надо делать дальше? А ну, беги скорее… да не туда беги!! В кабинет начальника беги!»
Зайцев вскочил и бросился по коридору, в кабинет Медведева.
«Стой!» — закричал Колобок. «Не надо никуда бежать! Я все выяснил!»
Волков с перекошенным лицом повернулся к Колобку.
Рядовой Зайцев тоже остановился…
«Вот… посмотрите!» — Колобок вытащил из кармана объявление, обрамленное синими самодельными снежинками, и развернул его. «Видите это?»
«Это мы видели еще рано утром!» — встал в позу Волков. «Что ты хочешь этим сказать?»
«А то, что это написала я!» — рявкнула баба Мотя, не дав Мишане слова. «Хотела сделать всем приятное… пошутить хотела перед новым годом… думала, что все обрадуются, веселиться будут, а тут…» — махнула она рукой.
«Б-б-б-б-б-б…» — затрясся рядовой Зайцев от смеха.
«К-как п-пошутить?» — стал заикаться полицейский Волков. «Что значит, пошутить?»
«А вот так!» — швырнула баба Мотя в угол швабру. «Кто же мог подумать, что вы шуток не понимаете… да и какой праздничный вечер может быть 31 декабря, соображаете?» — покрутила у виска уборщица. «Ведь в это время все нормальные люди по домам сидят и к празднику готовятся… елку наряжают, гостей встречают… вот и я собралась сейчас домой уходить».
«Выходит, это объявление не Медведев написал?» — рядовой Зайцев поднялся на цыпочки и дружелюбно заглянул в глаза бабе Моте.
«Выходит-выхо-о-одит!» — сварливо передразнила его уборщица. «Медведев уже два дня как гриппом болеет… ему сейчас не до ваших порицаний», — она надела пальто, теплые рукавицы, взяла в руки пакет с большой коробкой шоколадных конфет — новогодний подарок от полицейского Колобка — и направилась к выходу. «А выговор вам будет, не сомневайтесь… и общественное порицание тоже… обещаю! Как только Медведев выздоровеет, я ему сразу пожалуюсь на вас, на извергов… а то, ишь, пугать меня вздумали на Новый год!»
Дверь за бабой Мотей захлопнулась…
—
Не успели полицейские и слова друг другу сказать, как дверь распахнулась снова.
В облаке морозного воздуха пороге появился шеф полиции собственной персоной — товарищ Медведев, сверху донизу укутанный теплыми шарфами.
Он обвел всех присутствующих остекленевшими глазами и, не сдерживая себя, оглушил подчиненных больным ревущим голосом.
Пустой вестибюль полицейского участка отозвался ему хриплым эхом:
«Это вы, что ли, втроем напали на женщину… на нашу уборщицу… да еще в канун Нового года?!»
«Ха-ха-ха!» — зарыдал рядовой Зайцев, не выдержав нервного напряжения. «Ха-ха-ха! Б-б-б-б-б-б…»
«Тихо-тихо… спокойствие…» — Волков торопливо сунул ему в рот балаклаву.
Колобок поднял вверх руки, желая возразить.
«Не надо отпираться!» — рявкнул начальник, остудив грозным взглядом его порыв. «… я все знаю! Мне только что позвонил Лисов и сообщил о ваших мерзких планах. Какой позо-ор! Какое низкое коварство! Чтобы к утру ваши докладные лежали на моем столе. Ясно?! И помните, что добровольное признание смягчает вину… хотя, это не в вашем случае».
Он повернулся к двери, собираясь уходить… но вдруг остановился, решив, всё-таки, сказать подчинённым веское заключительное слово в уходящем году:
«Спасибо прапорщику Лисову! Объявляю ему благодарность! И совсем неважно, что у него чавкают сапоги… мм-м… это не столь важно, хотя можно было бы портянки взять потолще… или размер обуви выбрать поменьше! Ведь с обувью сегодня в нашей стране, кажется, проблем нет? Вон, один мой знакомый купил себе прорезиненные сапоги — милое дело! Протёр тряпочкой — и никаких забот! Мех внутри — и никакого чавканья… так-то!»
Хлюпая носом, Медведев достал из варежки носовой платок.
«Побольше бы таких ярых защитников закона в нашем отечестве, как Лисов… пусть даже с чавкающими сапогами. Кстати, неплохая идея про портянки… не забыть бы ему об этом сказать при случае… или носок какой тёплый пусть вниз наденет», — начальник спрятал носовой платок в варежку и взялся за ручку входной двери.
«Запомните, самые главные качества полицейского — это честность и ответственность. Прапорщик Лисов взрастил в себе эти качества и, благодаря им, лично я всегда пребываю в курсе того, что происходит в нашем полицейском отделении!»